Святые седины, литые морщины -
Овраги на бурой земле
Глаза - паутины, глазницы – глубины
И губ посиневших балет
Старуха- разруха. Конца ожиданье
В сухой и холодной груди.
Овраги на бурой земле
Глаза - паутины, глазницы – глубины
И губ посиневших балет
Старуха- разруха. Конца ожиданье
В сухой и холодной груди.
Её я увидел у серого зданья
В которое страшно войти.
Могила - ладонь её, пальцы - ограда
Бросайте туда пятаки!
Я встретился взглядом Зенита с Закатом
И душу свело от тоски:
Увидел любимую всеми девчушку,
Её красоту во плоти,
Болтала она, на скамейке, с подружкой
И что то свернулось в груди.
А кожа! А руки, которые в радость
С ногтей и до плеч целовать!
От лёгкой улыбки, и нежного взгляда
Не мог я глаза оторвать
Как юность прыгучая в старости свята,
Так старость её молода.
Бежало светило с восхода к закату
И падала в бездну звезда.
Но время мешками года навалило
На хрупкую тонкую стать.
Что было – то было...
А ныне могила, зовёт, бессердечная,
спать
В которое страшно войти.
Могила - ладонь её, пальцы - ограда
Бросайте туда пятаки!
Я встретился взглядом Зенита с Закатом
И душу свело от тоски:
Увидел любимую всеми девчушку,
Её красоту во плоти,
Болтала она, на скамейке, с подружкой
И что то свернулось в груди.
А кожа! А руки, которые в радость
С ногтей и до плеч целовать!
От лёгкой улыбки, и нежного взгляда
Не мог я глаза оторвать
Как юность прыгучая в старости свята,
Так старость её молода.
Бежало светило с восхода к закату
И падала в бездну звезда.
Но время мешками года навалило
На хрупкую тонкую стать.
Что было – то было...
А ныне могила, зовёт, бессердечная,
спать